Режиссер Алексей Франдетти — о том, как в Театре на Таганке побеждают Джонни Деппа

Весь Лондон содрогнулся: в обычной цирюльне на Флит-стрит орудует убийца, который мстит за смерть своей любимой жены. А его сообщница миссис Ловетт готовит из его жертв очень вкусные пирожки. Это не сводка криминальных новостей, а легенда, которая легла в основу спектакля, поставленного в Театре на Таганке. Премьера состоялась 27 января этого года. Кстати, изначально это известный бродвейский мюзикл, который у нас в стране знают благодаря одноименному фильму режиссера Тима Бертона.

Теперь российская постановка представлена на премию «Золотая маска — 2018». Это первый иммерсивный мюзикл Таганки — зрители, сидящие вокруг сцены за столиками, становятся почти полноправными участниками действия. Необычный жанр пришелся по вкусу театральным критикам: у спектакля целых пять номинаций на «Золотую маску», в том числе за лучшую режиссуру и работу художника. Режиссер Алексей Франдетти, который без смущения называет свою версию одной из лучших, рассказал, почему там нет кровавых рек, зачем в зрительном зале подают пирожки и как оценил его работу Стивен Сондхайм — создатель оригинального бродвейского мюзикла.

Живой артист побеждает кино

— Алексей, что привлекло вас в истории о Суини Тодде?

— Глубина повествования, сюжета, красота музыки и то, что мы можем сделать что-то необычное и непривычное для российского зрителя. Главная черта, которую я для себя выделил в этом персонаже, — любовь. Ради нее и во имя нее человек себя разрушает. Это же насколько сильно нужно любить, чтобы так сильно хотеть отомстить за того, кто близок и дорог?

— То, что он делал, как расправлялся с людьми, — это жертва, которую стоило принести ради чувства?

— Тут тонкий такой момент: стоило ли и должен ли, потому что герой в какой-то момент возомнил себя богом и разрешил себе принимать решения, которые человеку вообще не свойственны. Поэтому не знаю. Адекватна ли его реакция на происходящее? Да, безусловно, адекватна. Поступил бы я или не поступил бы так? Никто не знает и никто не может гарантировать, что при подобных обстоятельствах я, или вы, или кто-либо другой не поступил бы точно так же.

— А вы были на Флит-стрит? Ведь именно там, по легенде, располагалась цирюльня Суини Тодда.

— Да. Там ничего нет. Ну, есть банк. Я был разочарован. Могли бы хоть какой-нибудь музей сделать, как музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Но даже такого нет, к сожалению.

— Сюжет об этом цирюльнике-убийце уже пересказывали. Например, Тим Бертон снял фильм. И российские зрители ассоциируют Суини Тодда с персонажем, которого сыграл Джонни Депп. У вас играет Петр Маркин. Может ли он сломать этот стереотип?

— Да, безусловно, потому что зрители приходят в театр и видят живой спектакль, живого человека, более того, прекрасного певца. Я очень люблю Джонни Деппа, я чудесно отношусь к нему, видел почти все фильмы с его участием. Но роль Тодда — это одна из самых неудачных в его карьере, и экранизация мюзикла, которую сделал Тим Бертон, тоже неудачная.

Многие из тех, кто смотрел и фильм, и спектакль, не видели бродвейской версии, оригинала. А Петя Маркин и фактурно и по голосу ближе к актеру, который самым первым играл эту роль. И многие говорят: «Да, первый акт нам тяжело дался, потому что мы так любим Деппа, он нам так нравится». Но потом мы побеждали. Живой артист на сцене всегда побеждает кино.

— Вы довольны образом Суини Тодда, который получился в результате?

— Безусловно. И номинация на главную театральную премию страны доказывает, что доволен не только я.

— Я знаю, что вы настаивали на том, чтобы главную роль исполнил Петр. А как подбирали других актеров?

— Мы провели кастинг внутри театра. Все-таки у меня была задача поставить спектакль с артистами Театра на Таганке, понять, сможем ли мы сделать это, потому что даже не все оперные театры могут поставить такой сложный вокальный материал. Как выяснилось, смогли. Люди не просто поют, они еще играют на музыкальных инструментах. Можно сказать, большой актерский подвиг! Даже, скорее, исполнительский, потому что мы уже не очень понимаем, где они драматические актеры, а где — певцы. Грань размывается, и это правильно.

У нас есть еще один приглашенный артист — Павел Левкин. Он в паре с артистом труппы Сашей Метелкиным играет роль молодого героя Энтони (друг Суини Тодда. — Прим. mos.ru). Моя команда — это мои артисты, люди, в которых я верю, которые верят в меня.

— Если бы вы сами играли в этом спектакле, то какую бы роль выбрали?

— Там фактурно на меня ложится только одна роль — Энтони. Даже в какой-то момент мы с директором Театра на Таганке всерьез обсуждали мое участие. Но потом все-таки решили, что нет, пусть каждый занимается своим делом: я сижу в режиссерском кресле, а артисты играют.

В стилистике Любимова

— А мюзиклом в целом довольны? Или все-таки есть что-то, что вы хотели бы изменить?

— Скажем так, всегда есть что-то, что хотелось бы изменить, дополнить. Именно поэтому мы перед каждым блоком показов что-то репетируем. В драматическом спектакле есть момент какой-то импровизации, иногда постановка может идти чуть-чуть дольше, иногда — чуть меньше, а здесь я как раз учил артистов, что каждый раз мы должны давать один и тот же результат.

Это бродвейская система: зритель, который заплатил сегодня десять рублей, точно так же заплатит их и завтра и постановка ничем не будет отличаться от той, которая была вчера или будет послезавтра. Зритель должен получать один и тот же результат.

— Как зрители восприняли декорации? Вы сделали из зала пирожковую. Зрителям нравится?

— Мне очень нравится смотреть на зрителя, который впервые входит, который не видел фотографии — и его глаза округляются. У нас получился такой аттракцион немножко. Мне кажется, что гостям все это очень нравится, особенно на волне сегодняшней популярности иммерсивного театра.

— Не опасались ли вы, что завсегдатаи Таганки могут не понять такой формат — триллер-мюзикл?

— Нет, потому что этот спектакль абсолютно в стилистике, как мне кажется, тех работ, которые делал Юрий Петрович Любимов. И настоящие зрители Театра на Таганке, которые видели постановки Юрия Петровича, как раз приняли наш спектакль. У меня не было задачи повторить его стиль, как-то приблизиться к нему. Была одна цель — сделать хороший спектакль, но, безусловно, с уважением к человеку, который когда-то придумал этот театр.

Самое главное — никакой крови

— Вы долго готовили спектакль?

— Путь оказался долгим, но так сложились обстоятельства. Обычно я делаю спектакль за шесть недель, вне зависимости от его сложности, а тут была сначала лабораторная работа в рамках проекта «Репетиции», из которого вырос этот спектакль, и это заняло у нас десять дней. После этого мы приняли решение, что мы делаем мюзикл, и дальше у нас был месяц, за который мы слепили основной костяк спектакля, а потом была пауза, а потом — еще один месяц. Премьеру мы сыграли в январе. Процесс занял полгода.

— При подготовке вы смотрели другие версии «Суини Тодда»?

— Конечно, я видел версию в Швеции — в Королевской опере, я смотрел версию в Лондоне. Много видел. С одной стороны, это плюс, а с другой — мешает, потому что это как-то ограничивает фантазию. Мне хотелось сделать свой спектакль.

В этих постановках всегда так или иначе была жуткая кровь, потому что история кровавая. И я для себя решил, что самое главное — никакой крови. Мы должны были найти выход. Потому что, когда до тебя 25 раз это делали, не очень интересно повторяться. И мы нашли решение.

— Действительно, у вас там красные нити и пятна на фартуке вместо кровавых фонтанов. Кто это придумал?

— Мы это придумали вместе с художником Женей Тереховым. Сели, подумали и дальше, разбирая материал, договорились о том, что это будет вот так. Но изначально это была моя установка, чтобы это был бескровный триллер.

— Какая из версий этой истории, созданных до вас, вам ближе?

— Мне ближе та версия, которую я слышу и слушаю, потому что, как и у любого режиссера, у меня есть свое видение этой истории, свое понимание. Поэтому ближе всего мне концертная версия с Нью-Йоркским филармоническим оркестром.

Англию и Америку догоним

— Вы однажды сказали, что композитор и поэт Стивен Сондхайм, который написал музыку и стихи к постановке на Бродвее, был готов приехать и посмотреть вашего «Суини Тодда»…

— Приехать в Театр на Таганке Сондхайм не смог по состоянию здоровья. Ему все-таки 87 лет, поэтому перелет через океан в зиму для него, к сожалению, невозможен. Пришлось отправлять ему видео. Ему все понравилось, мэтр одобрил нашего Суини Тодда. Ему как раз было очень интересно, что играют драматические артисты, не профессиональные певцы.

— Отличаются ли вообще, на ваш взгляд, московские мюзиклы от тех, которые ставятся в других столицах?

— Безусловно, отличаются. В первую очередь бюджетом, потому что средний бюджет мюзикла на Бродвее — это 15–20 миллионов долларов. У нас, дай бог, до миллиона доходит. Там более опытные артисты, потому что там этим жанром занимаются уже много лет, а здесь — от силы лет 15. Технологии и техника в Англии и Америке на гораздо более высоком уровне, но мы их догоним.

В Будапеште, допустим, тоже очень много идет мюзиклов, почти в каждом театре. И я бы не сказал, что мы чем-то хуже — иногда даже интереснее, ярче.

— Как вы видите развитие этого жанра в Москве лет через 10–15?

— Мне кажется, сейчас жанр будет переживать хорошее время, потому что даже большие, очень серьезные оперные театры начинают задумываться о постановке мюзиклов. Я думаю, очень важно, чтобы наряду с какими-то классическими дорогими постановками все больше и больше появлялось новаторских штук. Я надеюсь, что так и будет. При этом могут допускаться ошибки, в чем-то может не нравиться зрителю, но именно это развивает жанр, без этого нельзя.